Маришка - рыжеволосая и зеленоглазая ведьма. Остра на язычок. Страстная, порывистая жена графа. Читает фики.
Верона - холодная и уравновешенная дама. Язвительная жена графа. Читает фики.
Алера - тоже рыжеволоса и кудрява. Обладает знаниями в области языкознания. Посему бетит фики. Ах да, жена графа.
Анна - невеста Г. Ван Хельсинга. Последняя Валериус. Пытается то убить, то соблазнить графа. Читает фики.
Ван Хельсинг - горячий парень. «Один в поле не Ван Хельсинг» (с) А. Экслер. Окончил три класса церковно-приходской школы. Пишет фики.
Карл - послушник, «хакер» (с) А. Экслер, бондовский Кью, изобретатель, немного с приветом. Параноидальный автор фиков.
Франкенштейн - призрак умершего форума.
Граф Дракула - муж своих жен и любовник своих любовниц. Хорошо сохранившийся за 600 лет вампир-интеллигент. Критик.

Глава 1. Эпиграф
- Скажи-ка честно, ведь недаром
Охвачен форум, как пожаром,
Страстями бурными. Кто знает -
Он умер или расцветает?
- Да уж, писали в наше время
Не так, как нынешнее племя:
Ошибки, ляпы, плагиат…
Читаешь фик и сам не рад.
А раньше было (и не раз!) -
Открыл, прочел, и вмиг - экстаз!
Причем не разовый, а бурный,
Сюжетный и литературный.
Но старожилы отступили,
Дорогу новеньким открыли,
А те не ценят и чудят:
Оффтопят и вовсю флудят.
- Что ж, все так плохо?
- Ну, не знаю,
Сейчас немногое читаю.
Но вижу - нет знакомых ников,
А значит, нет хороших фиков.
- А может, новенькие тоже…
- Какие глупости, о боже!
Смех раньше был и то смешнее,
Гет гетнее, а слэш слэшнее,
И стебов не было - был юмор…
Как резюме: Зеленый умер
Глава 2. ПРОЛОГ
Трансильвания. 19** год. Замок графа Дракулы. Парадная зала с камином. Вопреки сложившимся стереотипам, кругом чистота и уют: три жены графа за 500 лет безделья навели в замке порядок. В камине трещит огонь, свечи отбрасывают мягкие тени.
Граф Дракула сидит в кресле и задумчиво смотрит, как языки пламени жадно лижут дрова. Скучно.
Три жены графа сидят поодаль: Маришка вышивает батистовый платочек, Верона задумчиво смотрит в камин, Алира откровенно скучает.
Внезапно распахивается дверь, в залу влетает Ван Хельсинг, проносится через комнату, плюхается в кресло рядом с графом и кладет ноги в грязных сапогах на любимую подставочку для ног вышеупомянутого графа. Граф в шоке.
Дверь отрикошетила и со стуком попыталась захлопнуться, но наткнулась на стоящего на пути Карла. Карл в шоке. Анафилактическом.
Первым приходит в себя граф.
- Ноги, - зубы графа начинают опасно удлиняться, трещит камзол, и начинают пробиваться крылья.
- Какие ноги? Ты посмотри, что я принес! - Ван Хельсинг потрясает пачкой скомканных и исписанных листков.
- УБЕРИ СВОИ ГРЯЗНЫЕ НОГИ! Ты мне хоть дюжину девственниц принеси, но это не позволит тебе ТАК врываться в мой дом! - выпустив пар, граф немного успокаивается, камзол больше не трещит.
Жены, привыкшие к вспыльчивому мужу, продолжают заниматься своими делами. Алеера, увидев у Ван Хельсинга рукопись, на минуту задерживает на нем взгляд, лицо ее озаряется интересом, но затем этот интерес быстро гаснет.
- Да далась тебе эта табуретка, - Габриель искренне недоумевает.
- Это любимая подставка для ног Карла Первого! Он сам мне ее завещал, перед тем, как ему отрубили голову! Она дорога мне как память!!!
- Забей на мебель! Я рассказ написал!
- Ван Хе-ельсинг... я тоже его писал... - раздался от двери голос Карла.
- Ладно, мы вдвоем написали рассказ.
- И что вы хотите от меня? - графа бесит такое отношение к своей персоне.
- Чтобы вы его прочитали.
- Я? Да ни за что!
Алира понимает, что может быть, это разгонит ее скуку, аккуратно толкает Верону в бок
- та при этом чуть не падает в камин, хватает сестру за локоть и что-то ей шепчет в ухо
По лицу Вероны скользит тень - то ли устроить скандал из-за камина, то ли ввязаться в авантюру. Второе быстро побеждает - все ж четыреста лет отсутствия развлечений сказываются...
Обе сестры подходят к Маришке, отвлекают ее от рукоделия и обрисовывают сложившуюся ситуацию. Маришка сначала недоумевает... потом понимает, что Графа уговорить можно только втроем, поднимается с кресла и плавно пересекает комнату в направлении Дракулы
По четко отлаженной за последние 200 лет системе все три жены аккуратно размещаются вокруг графа: одна сидится на колени, вторая берет его за руку, а третья кладет руки на плечи.
- Граф, пожалуйста, прочтите...
- Мы так любим звук вашего голоса!
- Он такой чарующий и возбуждающий…
(все втроем)
- Гра-а-аф...
Дракула берет в руки стопку листов, пытается прочесть и запинается на первом же слове.
- Вы что... да у него ж на слово из трех букв четыре ошибки!
- А я отбечу, - вскидывается Алеера (вот что скука четырехсотлетняя с вампирами делает)
(хором)
- Гра-а-аф...
- Ладно, ладно, только перестаньте стонать... Пусть Алеера отбетит, потом девочки просмотрят, а я подумаю...
- Вот и ладненько, - Ван Хельсинг потирает руки и уводит Алееру в сторону, чтобы та могла посмотреть рассказ...

Глава 3. АКТ 1, трагический.
Алира и Ван Хельсинг идут в библиотеку. Карл было направляется с ними, но, увидев у себя под носом увесистый кулак Ван Хельсинга, принимает решение остаться в общей компании у камина.
Алира идет к письменному столу, садится за него и привычным движением достает из ящика невиданных размеров бутыль с красными чернилами и перо.
- Ну, что у нас там, гет, слэш, гербофилия? - спрашивает она, зевая.
- Аля, ну ты че, и вправду бетить надумала? - на лице Ван Хельсинга написано искреннее удивление.
- Ну да, а ты что думал?
- Дык а может мы того... пока граф не видит... м? Нахрена фику бета, и так слопают и рец накатают...
Начинает приставать к Алире, но та, даже не глядя на него, дает ему тумака, и Ван Хельсинг отлетает к противоположной стенке и затихает. Алира выуживает из кармана упаковку гематогена, отламывает по кусочку и читает фик.
Какое-то время в библиотеке стоит тишина. Внезапно Алира, подавившись гематогеном, начинает судорожно кашлять.
- Эй, Ван Хельсинг, очнись!
Ван Хельсинг не подает признаков жизни, тогда Алира дует в его сторону. В библиотеке начинается крошечный ураганчик, который поднимает Ван Хельсинга на ноги и приводит его в чувство.
- Вот вы тут пишете: «Мэри-Сью срано вздохнула и припала к его губам». Это как понимать?
- Не помню, - Ван Хельсинг задумчиво чешет в затылке.
- Страстно, может? - выдвигает предположение Алира, и, видя радостный кивок Ванечки, делает заключение:
- Клавиши у вас западают, «с» и «т».
- У нас? Клавиши? - Ван Хельсинг мигом звереет и вытаскивает свою карманную гаубицу, но, сообразив, что на этот раз его не обидели, соглашается:
- Ладно, купим новую клавиатуру...
- И прямую речь вы правильно оформлять не умеете... Начинается всегда с тире. Если после нее идут слова автора, то ставится запятая, потом тире, потом слова автора с маленькой буквы. Если после слов автора есть еще слова героя, то перед ними точка, тире, слова героя с большой буквы.
У Ван Хельсинга от такого обилия ненужной информации голова идет кругом. Еще минут десять он безуспешно пытается постичь правила написания прямой речи. Алеера уже почти начинает рвать на себе волосы от отчаяния, но вовремя вспоминает, что без них ей уже не быть ни рыжей, ни кудрявой.
- Может, и вправду Карла позовем? - жалобно спрашивает она.
- Молчи, женщина! - раздосадовано восклицает Ван Хельсинг. - Надо было сразу на мое предложение соглашаться, а не занудствовать: «Бетить буду, бетить буду...»
- Ладно. Что у нас там дальше... «Она увидела свидетельство его страсти, и поняла, что им владеет желание»... Кем владеет, Ваня? Свидетельством или героем?
- Дык... Обоими, наверно...
- Эээ... ладно... запятая тут лишняя... «Он махнул головой в знак подтверждения»... Ванечка, головой не машут, головой кивают...
- Это смотря какая голова!
Алеера критически оглядывает практически отсутствующую шею Ван Хельсинга, но продолжает читать:
- «Мэри-Сью сказала: «О, да!» и испустила томный вздох весом с тонну»... - здесь она еще раз давится гематогеном, краснеет, даром что мертвая, и добрый Ван Хельсинг от души хлопает ее по спине.
- Понравилось? - с гордостью вопрошает он. - Это я придумал... Была у меня одна девчонка на юге Италии, так мы с ней...
- Как тебе сказать... Видишь ли, испускают только дух. Или ваш герой Мэри-Сью заодно и прикончил?
- Кончил, - возражает Ваня. - Но не прикончил.
- Ладно, исправляем...

Глава 4. АКТ 2, злодейский.
Сцена 1:
Анна, прискакавшая ночью на горячем жеребце проведать своего жениха, Карл и Ван Хельсинг ведут диалог о читательницах.
- Мне кажется, что они нас вообще не ценят, им что не напиши - будут читать, восторгаться и требовать этой жуткой проды!
- Да, точно, так и хочется написать какую-то чушь и предложить под чужим именем... маленькая проверка на вшивость…
- И меня посещала эта мысль!..
Под дверью стоит Маришка, слушает диалог и закусывает раздраженно губу:
- Ну, это мы еще посмотрим... - исполненная решимости, она покидает коридор.

Сцена 2: (через некоторое время)
Маришка идет по Замку и наталкивается на непонятнейший манускрипт. Поднимает его и пристально изучает:
- Так, буквы знакомые, но слова... «пришло, ушло»... что ж такая бедная лексика-то? И цифры в большом количестве... кодировка, что ли не та? - внезапно ее озаряет мысль. - Ах, так?... Значит, МЫ будем читать это и восторгаться всем? Даже этим? - трясет манускриптом... - Не допущу! Это должно быть уничтожено!!! Я им покажу ... проверку...- озирается по сторонам, но рядом никого нет. - Граф! Сестры! - в ответ тишина... - Ну что ж, тогда я и сама справлюсь, - достает с полки пузырек со святой водой и морщится:
- Ну и гадость... Сама не люблю, но надо, значит, надо! - обильно поливает манускрипт и наслаждается видом расплывающихся букв.

Сцена 3:
В гостиной Ван Хельсинг, Анна, Карл и жены слушают Маришку про провокационный рассказ. Одобрительно кивают головами. Авторы уважительно переглядываются. Входит Граф:
- Ну и какая дура облила мою бухгалтерскую книгу?
Немая сцена...
Занавес...

Глава 5. АКТ 3, нетрезвый.
Поздний вечер. Кабинет графа. У камина стоят кресла, перед которыми стоит столик для напитков, заполненный полупустыми бутылками. В правом кресле сидит невозмутимый граф: в одной руке бокал вина, в другой сигара. В левом кресле безвольно сидит Ван Хельсинг, пьяный по самый уши, в одной руке початая бутыль виски, в другой - пустая, рядом с креслом валяются скомканные листы бумаги.
- Ты представляешь... так и сказала... - всхлип...
Граф отпивает из бокала.
- Что я не умею писать... Лучше бы в глаз дала...
Граф задумчиво вертит бокал в пальцах, смотрит сквозь него на огонь...
- А эта... твоя старшая... Я ей когда рукопись дал? Три дня назад. И что? - прикладывается к бутылке. - Ни ответа, ни привета (передразнивает): «я должна сначала графу носочки погладить, у меня нет времени на чтение... Положите на буфет, я завтра прочту», тьфу... - сплевывает в сторону.
Граф смотрит в сторону плевка, который попал в вазу династии Мин (6 век до н.э.), буравит Ван Хельсинга взглядом, но пока молчит.
- Нет, я так не могу, брошу все к люциферовой бабушке!
- Боюсь, его бабушка это не переживет... хотя ей-то что... старушка боевая... Видал недавно... дама в полном расцвете сил...
- Влад, ну чесслово... Сдались тебе эти бабы...
- Именно, mon cher, именно сдались, на милость победителя...
- Ты можешь думать о чем-то кроме своих лямуров? У человека, друга твоего, трагедия. Его никто не любит...
Граф отставил бокал, иронично хмыкнул, оглядел развалившуюся в кресле напротив фигуру, оскалил зубы и ответил:
- Ну... Я, конечно, не поклонник мужской красоты, но если забыть, что у тебя спереди, то за мускулистую дамочку сойдешь... Почти в моем вкусе... Пойдем, покажу, как я тебя люблю... Или можем прямо тут...
- Старый извращенец! Убери свои грязные руки!
Граф оглядел ладони, увидел серое пятнышко, оставшееся от пепла сигары, и принялся усердно его отчищать. Когда процесс увенчался успехом, еще раз посмотрел на Ван Хельсинга.
- Габриель... ты все слишком близко принимаешь к сердцу...
- А давай ты напишешь, а потом будешь ждать три года отзыва на свой труд...
Граф роется в памяти.
- Знаешь, написал я как-то одно произведение - молод был, влюбился... - отослал рецензенту... Так знаешь что?
- Что?
- Через год вижу свой роман под каким-то идиотским названием... Я его Люцу хотел подарить... на юбилей...
- И что, не подарил?
- Нет, не подарил... подарил ему голову автора...
- А остальное?..
- А что остальное, остальное женам отдал... Тогда у меня еще две только было, но знаешь, как сложно их прокормить...
Ван Хельсинга чуть не выворачивает, но он сдерживает порыв и запивает все хорошим глотком виски...
- Мерзость какая... Но мы ушли от темы, воспоминания о твоей бурной молодости не решают мою проблему!
- У тебя проблемы? Я знаю одного хорошего специалиста: пару сеансов и стоять будет, как приклеенный!
- Тьфу-ты... опять о бабах...
- У кого что болит, тот о том и говорит...
- Не умничай... твои бабы поздоровее Асклепия будут! Я говорю, что никто не ценит мой труд. Я стараюсь, пишу... а это просто никому не нужно... никто не читает...
- Вот тут ты не прав, mon cher.. не прав...
- Разубеди меня, - прикладывается к бутылке...
- Алеера тебя читает?
- Читает... но она же бета моя...
- Неважно, мы выясняем количество особей, которые тебя читают.
- Маришка?
Хмуро:
- Читает...
- Двое.
- Карл?
- Карл - этот все прочтет... только дай... выхватывает рукопись и уносится в лабораторию... на ней у него формулы расчета нового изобретения, видите ли, были...
- Верона не прочла, это мы уже выяснили... Но, может, не потому, что не хотела, а потому, что не могла?
- Гладила тебе носки!
- Да, гладила мне носки! Ты знаешь, что такое неглаженые носки в моих ботфортах? Так и геморрой заработать можно!
- Геморрой, говоришь? - теперь уже ухмыльнулся Ван Хельсинг...
- Мы отвлеклись... Как минимум троих мы насчитали. Если к этому прибавить меня - не думай, что мне нравится то, что ты пишешь... Я тебе в самом начале сказал, что думал, но упрекать меня в том, что я не читаю, ты не можешь...
- Ладно... уговорил... а как же Анна?
- А что Анна? Обещала заглянуть на часок... принести свои романсы... Слушать, как она поет их - одно наслаждение... Только представь... Ночь... зала, полная свечей... я лежу на софе и перебираю волосы сидящей рядом Анны... У нее в руке инструмент...
Ван Хельсинг неприлично ржет.
- И после этого я - извращенец? На чем я остановился... инструмент... - запускает в Габи сигарой. Ван Хельсинг уворачивается. - И нежными пальчиками проводит по всей длине ... струн
Ван Хельсинг уже не ржет, а тихо всхлипывает. Но потом замирает и прислушивается к словам графа...
- Нежная мелодия срывается с ее припухших от моих поцелуев губ...
Ван Хельсинг вскакивает, подбегает к графу и... обнимает его:
- Граф! Вы - гений!!! Это ж какой поворот сюжета!!! Я должен это написать! Прямо сейчас!! - Отпускает ошарашенного графа и выбегает, бормоча на ходу. - «Она откинула гитару и сказала... «Берите... берите меня... я вся ваша... »

Глава 6. АКТ 4, мученический.
Граф возлежит на кровати, его глаза прикрыты, на лбу легкая испарина... Маришка меняет графу компресс, Алеера поет под гитару, Верона читает вслух какой-то манускрипт. Открывается дверь, в комнату входит горничная Графа - Палашка, простая деревенская крестьянка. В ее руках поднос ...
Граф слегка стонет:
- Не-е-ет... я так больше не могу, это засилье сте-е-еба...
Маришка вытирает лоб Графа:
- Не волнуйтесь, супруг мой, это того не стоит
Граф, легким затихающим шепотом:
- Стеб меня доконает...
Палашка ставит поднос и заинтересованно смотрит на Графа:
- Чего - чего?
Алеера перебирает струны гитары и на распев произносит:
- Сте-еб
Палашка изучает внимательно Графа, потом все трех его жен и выносит вердикт:
- Дык, да это логично, три жены кого угодно доканают, этим ну... тут горничная слегка краснеет... - Вот у нас бык производитель... - ... натыкается на ошарашенные взгляды жен и затихает. - Вы б его кормили получше, а то он у вас бледный какой-то...
Супруги Графа осознают, о чем идет речь. Алеера обрывает песню на полуслове. Поперхнувшись, Маришка застывает с компрессом в руках, а Верона роняет часть манускрипта в камин.
- Кормили? - граф срывает со лба компресс и садится на софе. - Вы лучше этого... АВТОРА покормите...
Вскакивает и начинает нервно ходить по стенам, яростно жестикулируя.
- Разве я не предлагал ему своих жен, разве у него невеста фригидная? Нет! Его потянуло на чистую мужскую любовь...
- А кто виноват? - пожала плечами Верона. - Кто тебя за язык тянул? Передразнивает: - Габриээээль, Габриэээль! У парня крышу и снесло.
Подходит к Вероне и вырывает бумагу из рук. Читает.
- Он подошел к Северусу с зади (Алеера! Мать моя вампирша! С какого еще... зади! У них там что, груповуха была? Тогда Зади с большой буквы писать надо)... Его плоть яростно бушевала от желания. Люцифер, спаси меня... Он что, член ментолом намазал? Тогда да... бушевала... Помню я... было дело... горячая штучка была... все равно я ее убил потом..., - его взор затуманивают воспоминания.
Разъяренная Алеера выхватывает рукопись и ударяет ею графа по голове. Граф рычит, жена испуганно отлетает к стене.
- Нет, ну это уже переходит все границы!!! Где он... где этот писатель... Сейчас я ему устрою слэш... Век помнить будет...
Выхватывает из кучи злополучный листок, который привел его в такое состояние, вылетает из комнаты в поисках Ван Хельсинга, на ходу сдирая с себя камзол...
- И повезло некоторым, - с завистью вздохнула Палашка. - Граф такой затейник!
Осекается, видя, что до жен графа доходит смысл сказанного, и пулей вылетает из комнаты.

Глава 7. АКТ 5, творческий.
Ван Хельсинг врывается в свою берлогу, любезно предоставленную ему Графом Дракулой в том же замке. Пребывая в невероятном возбуждении, Ван Хельсинг перебирает свои листки с фиком и лихорадочно соображает, куда же ему воткнуть только что пригрезившуюся сцену с пейрингом ГД/АВ, то бишь Граф Дракула/Анна Валериус… Хотя почему это граф сверху? Ведь это она его домогалась, с гитарой пришла, целоваться лезла…Граф с женщинами не опускается до приставаний, они сами ему на шею вешаются, как бусы… И Ваня, высунув язык, старательно стучит по клавишам: АВ/ГД.
Клавиатура липкая и грязная, потому что третьего дня Ваня пролил на неё сперва грибной суп, а потом вишневый компот. Вишенки были съедены немедля, а вот грибочки из супа изредка еще попадались, отчего клавиши «с» и «т» западали, как справедливо заметила Алеера.
Но такие мелочи нимало не смущали гиганта мысли, отца трансильванского фикрайтерства Габриэля Ван Хельсинга. Он имел привычку разговаривать сам с собой и сам себе подсказывал идеи, и поэтому ему не нужны были ни Муза, ни Бета. Но Алеере нельзя было отказать, к тому же граф снизошел до финансирования его фикотворчества и оплачивал Интернет…
А сегодня граф простер над ним свои музячьи крылья (за ноги, кажется, и за Карла Великого. Тут Габриэль возблагодарил небо за ту подставочку для ног этого самого Карла) - граф подал великолепную идею.
«Она отбросила гитару и жалобно зазвенела.
- Возьмите меня, граф. Я ваша навеки! - застонала она и упала к нему в руки.
Он проглаживал её по спине, и она замурлыкала от удовольствия, как тигр. Потом начала борьбу с многочисленными застежками на его плаще, который висел на нем. Он помогал ей всем, чем мог, но вот руки его уже не слушались….»
Габриэль откинулся на спинку кресла, положил ноги по привычке на стол рядом с клавиатурой, придирчиво оглядел свои носки и решил, что в следующий раз стоит подбросить их Вероне, чтобы она их погладила. И заодно перед этим постирала. Что там за речи вел граф про геморрой?
«Так, Габриэль, монстр фиков и зубр трансильванской народной литературы, перестань думать о графе и его носках вперемешку с геморроем! - сурово остановил ход своих мыслей Ван Хельсинг, - лучше подумай, как слить героев в экстазе, чтобы у читателей сорвало башню на все четыре бойницы!»
Ваня убрал ноги со стола и снова застрочил, как машинистка в зале суда.
«…Тогда он предоставил ей полную свободу действий…» «Хм, зря это он так», - подумал Ван Хельсинг. Вот ежели бы он её руки связал и сорвал с неё одежды, было б куда эротичнее, ну да ладно!
«…Её резвые пальцы сновали взад-вперед по его туловищу, изредка задевая особо возбужденные места.» Хм еще раз. Самому бы не кончить от такого расклада… Значит, народ пропрется! Правда, Алеера всё может завернуть в своей грамматически-стилистической манере, но я пообещаю ей лунную ночь с сонетами, тысячей зажженных свечей на шкурах оборотней возле пылающего камина; мы будем обнажены… Ну, тогда она забудет о чем угодно, даже о Дракуле…Можно и его позвать, конечно, для колорита, но, боюсь, после такого я вообще не смогу пошевелиться, не только фик написать…А мне оно надо? Решено. Мы с Алеерой вдвоем, у камина…Ммммм
Ваня закатил глаза, снова откинулся на стуле и положил ноги на клавиатуру; в поле зрения тут же угодили носки. Вспомнилась холодноватая педантичная Верона, которая могла бы их постирать и погладить. Лучше уж тогда вместо графа её позвать. Только надо знать, на что приманивать…
От этих мыслей Ваня настолько перевозбудился, что решил срочно разыскать графа. Но граф его опередил - он ураганом ворвался в покои Габриэля, разъяренный; из одежды на нем были только полурасстегнутый камзол на босу грудь и обтягивающие брюки. Босой и взлохмаченный, Дракула произвел неизгладимое впечатление на Ваню; последний про себя решил, что гет - это вчерашний день, и надо срочно углубиться в таинства слэша. Но сперва надо достичь определенного уровня экспириенса, чтобы преподнести пытливым неокрепшим умам читателей все подробности сего сексуального жанра.
- Я тебе устрою слэш! Век помнить будешь! - непонятным образом опередил Дракула мысли Ван Хельсинга.
- Ты что, забыл - у меня амнезия, носящая циклический характер, с периодом в 400 лет! - обиженно потянул Ван Хельсинг.
- Габриэль! Ты намарал эту гадость? - граф сунул под нос ВХ истерзанный листочек, на котором еще угадывались некоторые буковки, складывающиеся в подробности слэшной оргии.
- Это Карл, мелкий пакостник! - находчиво перевел «стрелки» Габриэль. - Не знаю, чего он там себе думал в лаборатории…
- Вздумал меня дурачить, Габриэль? - не унимался Дракулы, окончательно расстегивая камзол.
- Никак нет, ваша светлость! - вытянулся в струнку Ван Хельсинг, отдал графу честь и неприлично заржал в своей манере.
- «Туда, сюда, обратно - о боже, как приятно…», - процитировал граф и отшвырнул камзол в сторону.
Ваня занервничал и в смущении уставился на свои носки.
- Как это понимать?
- А, это я…писал вчера, - на пороге появляется Карл в своих жутких линзах. - Это описание поршневой системы для нового оружия господина Ван Хельсинга …для борьбы с плохо организованной преступностью… - запинаясь, закончил послушник.
Граф сунул бумажку в протянутую руку Карла и прошипел сквозь зубы:
- Исчезни тотчас же.
Карл испаряется, плотно прикрыв за собой дверь. Граф медленно поворачивается к Ван Хельсингу, неподражаемо сверкая очами из-под длинных свисающих черных прядей.
- Что ж, Габриэль, - сладко потянул Дракула и бесшумно подошел к незадачливому уничтожителю нечисти. - Иди сюда, посмотрим, что такое слэш и с чем его едят…

Глава 8. АКТ 6, параноидальный
Карл врывается в лабораторию, окидывает лихорадочно горящим взором стройные ряды пыльного оборудования неизвестного назначения. Плотно прикрыв за собой дверь, изобретатель разворачивает листки и жадно вчитывается в их содержимое, шевеля губами и для большей уверенности отмечая красным карандашом каждое хвалебное слово.
- Странно, всего лишь двенадцать неповторяющихся отзывов… А мистер N не отметился! - сверившись со списком постоянных читателей, заслуженный непризнанный гений эпистолярного жанра начинает заламывать себе руки. - Ах, я больше не вызываю интереса!!! Мой рейтинг падает!!! А я давно хотел завязать с фиками, да вот отговаривали, лицемеры….
Рядом взрывается колбочка со спокойно кипевшим до этого момента раствором.
- ДА! - Карл рвет рукопись на мелкие клочки и швыряет их в специально предназначенную для этих целей коробку. Потом хватает рупор и кричит в окно:
- Моему терпению пришел конец! Все! Ноги больше моей не будет!!! И зачем я только гроблю свое здоровье на эту низкосортную литературу! Да меня оплакивали в таких учреждениях, что ого-го! Не-е-е-ет, займусь наукой, получу парочку нобелевских премий - вот мое призвание, а не эта ерунда!
Отшвырнув рупор, он пару минут возится со странными трубками и шлангом, пытаясь вставить в них загогулину не менее странного вида. Шланг вырывается из рук, словно живой, шипит пропущенным сквозь него газом и плюется кипятком.
- Ах ты, змеюка!!! Да чтоб тебя Франкенштейну на капельницу! Сволочь!!! - Карл и шланг отскакивают в разные стороны и смотрят друг на друга с подозрением и неприязнью. Неожиданно шланг дергается в конвульсиях и издает легкий свист.
- Ты тоже думаешь, что я погорячился, да? - устало интересуется Карл у резиновой живности.
Живность молчит и не подает признаков жизни.
- Ладно, ты прав… Хотя им без меня лучше будет, там гениальных авторов - воз с прицепом, а кто я? - он начинает всхлипывать. - Бездарь, самоучка, никакого филологического образования, одни технические заморочки… Они еще пожалеют, вспомнят обо мне, - всхлип,- долгими зимними вечерами, в сотый раз перечитывая мое нетленное произведение «Если бы Дракула был Ван Хелсингом, или Много крови из пустой артерии»… У-у-у-у, так им и надо… неблагодарные! Обрыдаются! И продолжения не дождутся!!! Да!!!
Он злорадно смотрит на шланг, который очевидно парализован ужасом, и добавляет:
- Вот сейчас загляну одним глазком, как они там без меня мучаются! Осознали ли потерю? А то, может, поубиваются все с горя-то?
Карл натягивает на себя парадный камзол, слегка поеденный молью, нахлобучивает потрепанную в боях с противниками форума шляпу, поверх надевает свои очки-лупы и в этом виде вальяжно выходит из лаборатории.
На некоторое время в помещении воцаряется тишина, в солнечных лучах, с трудом протискивающихся сквозь закопченные окна , пляшут оголтелые пылинки. В ожидании развязки проходит несколько часов…
Потом в коридоре раздаются быстрые шаги, и снова появляется Карл. Он небрежно бросает на пол охапки цветов, словно нехотя любуется свои отражением в медном тазу, и обведя пальцем следы от помады разных оттенков на своем лице, довольно плюхается на пошатывающийся табурет.
- Ох, слабый я человек… Слабый, прости меня Господи!!! Не устоял… А кто б устоял, когда они ТАК просили? Умоляли, на коленях, между прочим!!! Ладно, прощу… - Карл приподнимает половицу и достает из тайника запакованную в полиэтилен копию своего самолично растерзанного шедевра. - И даже более того!!!
Осознав счастливое возвращение автора, немедленно оживает забытый шланг. Неестественно изогнувшись, он в броске спихивает со стола жестяную банку с шурупами, которые в радостном рвении шустро раскатываются по полу. Карл нехотя опускается на колени и, ворча себе под нос, начинает собирать проклятущие железячки.
- И он опустился на колени… сладострастно изогнулся… потянулся, встрепенулся… ммм… лоханулся, однозначно…надо было сразу на диван падать, в раздетом виде, конечно, что его на пол потянуло? Там же всякие занозы… Мазохистом он, что ли, был? Точно! Его папаня в детстве ремнем бил с оттяжкой, вот ему и понравилось. А ремень был самонаводящийся, точно!!! И там еще был предохранитель от случайного срабатывания… так… а где такую вещь хранить? Это ж нужно сейф ремененепробивочный сделать… из чего, из золота? Красиво, но дорого… Серебро… эээ… вечная головная боль обеспечена… Железо тоже как-то не солидно получается… О, титан!!!
И Карл бросается к столу и спешно начинает зарисовывать схему сейфа и устройство для наведения ремня на задницу, попутно разбавляя описание нового устройства монологами…
- О-о-о-о, это будет ангст!!! - давится он трагизмом сюжета. - Причем высокорейтинговый! Ну, это-то все должны оценить, даже изменник N!
Скрипит по бумаге перо, на стене тихо покашливают старые часы с охрипшей кукушкой, где-то за стеной поет песню в дупель пьяный Ван Хельсинг.